I believe in Steve Thompson
Это произошло в Москве в феврале 1987 года. Я была иногородней студенткой-первокурсницей, жила, как и положено, иногородним студентам, в общежитии. Из родственников у меня в Москве были только двоюродная тетка, по неизвестной мне причине меня недолюбливающая, и старшая двоюродная сестра, живущая в общежитии на другом конце Москвы. Короче, я была предоставлена сама себе. Старые друзья остались дома, а новых, московских, я еще не успела завести. Друзья вообще появляются у меня крайне редко. Характер тяжелый.
читать дальше Помимо учебы у меня было что-то вроде хобби. На факультете время от времени появлялись объявления, каждое воскресенье приглашающие добровольцев поучаствовать в консервации или реставрации памятников Подмосковья: старинных усадеб, церквей. Инициатива шла от активистов общества ВООПИК. Я с удовольствием ездила на эти мероприятия. Совместная работа на свежем воздухе, потом совместное чаепитие, иногда песни под гитару.
Единственное, что огорчало: в общежитии не было никого, кто бы разделял мое увлечение. Иногда на эти сборища реставраторов ездил мой одногруппник, но он был москвич и жил на другом конце Москвы. Встречались мы уже на объекте.
В общем, до места сбора (такой-то вокзал, такая-то электричка, такой-то вагон) мне приходилось добираться в одиночку. Каждый раз время и место сбора было новым. А я жила в Москве первый год, знала ее очень плохо. Старалась выходить заранее, чтобы было время на поиски – и все равно иногда опаздывала. Впрочем, для опоздавших тоже были инструкции, как добраться до объекта самостоятельно. И все всегда было хорошо. До того самого дня.
В тот самый день я не то что опоздала, я вообще не попала на объект. Мне не дали такой возможности.
Начиналось все как обычно. Я доехала до нужной станции метро, потом надо было сесть на автобус и проехать буквально пару остановок, затем выйти и дойти до железнодорожной станции. Сбор на платформе во столько-то.
Я вышла из метро, села на нужный автобус. Засада с автобусами в том, что если остановка не конечная, никогда не знаешь заранее, в ту ли сторону ты сел. Но две остановки – это же не долго. Если выяснится, что я еду все же не туда, я просто выйду, пересяду на встречный автобус, проеду в другую сторону четыре остановки и окажусь там, где нужно. Логично? Запас времени есть, ничего страшного. Ну, я так думала.
Оказалось, что я действительно села не в ту сторону. Через две остановки была конечная этого маршрута. И никаких признаков железнодорожной станции.
Пассажиры потянулись к выходу. Я тоже. Я должна была выйти последней. И не успела. Двери автобуса захлопнулись прямо перед моим носом. Автобус сорвался с места и покатил в неизвестном направлении.
Сначала я решила, что водитель меня просто не заметил. Что это недоразумение. Что он увидит в салоне не успевшего выйти пассажира. Что он остановится и выпустит меня.
Водительское место было отделено от пассажирского салона металлом и стеклом – я не знаю, как называется эта перегородка. Сквозь стекло я видела водителя. А потом заметила его взгляд в зеркальце – знаете, есть такое над лобовым стеклом, позволяет водителю видеть, что происходит в салоне. Так вот, этот взгляд мне очень не понравился. Я уже видела такой взгляд – и чаще, чем мне хотелось бы. Взгляд охотника.
И сразу все стало ясно. Это не ошибка. Он специально это сделал.
Короче, меня похитили. Среди бела дня, с московской улицы, на глазах у пары десятков свидетелей. Дерзко. И ни один свидетель ничего не понял. Даже я не сразу поняла.
Я отошла от двери и села так, чтобы меня не было видно с водительского места. Теперь думать, и быстро.
Вопрос: зачем мужчине (ему лет 25-30, скорее всего, лимитчик, а значит, одинок и живет в общежитии – и это все, что я могу о нем сказать) похищать незнакомую 18-летнюю девушку и везти ее куда-то в уединенное место? Ежику понятно, что меня ожидало изнасилование. Как минимум. А как максимум жертв изнасилования потом еще и убивают. Покрывают преступление еще большим преступлением. Не всегда, но часто. Вероятность того, что он меня просто покатает и отпустит, слишком мала, и убывает с каждой секундой. Вероятность, что я физически справлюсь с ним, тоже мала. Значит, будем исходить из худшего.
Вопрос: если сегодня я, скорее всего, умру, чего бы я хотела больше всего? Ответ: разумеется, чтобы его поймали. Самое, можно сказать, жгучее желание. Значит, моя задача: навести милицию на его след. Дать следователям как можно больше информации. И сделать это надо сейчас. Пока он в кабине, а я в салоне. Пока он ведет автобус и не видит, чем я занимаюсь.
Я всегда брала с собой записную книжку. И в этот раз она тоже была со мной. Там были телефоны, адреса, описания, как добраться до очередной встречи реставраторов. Шариковая ручка тоже была. Лежала во внутреннем кармане куртки. И это хорошо: чернила не заледенели, можно написать записку.
Писать было сложно. Улицы в этой части города не особенно-то убирались от снега, автобус прыгал по застывшим комьям снега как по кочкам, а затем он и вовсе свернул с дороги на пустырь и поехал по бездорожью. Пустырь – место уединенное. Идеальное место любого преступления против личности, будь то грабеж, избиение, изнасилование или убийство. Значит, скоро конец пути. И что, моей жизни тоже? Хотя это мы еще посмотрим…
Я успела написать эту записку. Я написала, кто я и сколько мне лет, где родилась, откуда приехала и где живу сейчас. Я написала, у какой станции метро и во сколько я села в автобус, указав номер маршрута. Я написала, почему не смогла выйти из автобуса. Я описала внешность водителя, насколько смогла его разглядеть. Я поискала табличку с фамилией водителя – в некоторых автобусах она есть. Но в этом автобусе ее не было. Я написала, что в данный момент мы едем по пустырю. Последнее слово: «Прощайте!» Дата и время.
И тут автобус начал замедлять движение.
Я вырвала двойной листочек из записной книжки, сложила и спрятала под обложку. Книжку спрятала в карман рюкзака. Оставалось надеяться, что мои вещи найдут недалеко от моего тела. Может, все-таки перепрятать во внутренний карман куртки? Хотя уже поздно.
Автобус остановился. Интересно, как водитель собирается попасть в салон? Ведь ему надо открыть дверь. Не боится, что я сбегу? Хотя, с другой стороны, далеко ли я убегу? Тут километр до ближайших домов, если не больше. А бегаю я медленно. Он сто раз успеет меня догнать.
Он не стал открывать двери. Он вышел из кабины, обошел автобус и отжал переднюю дверь руками, затем протиснулся в нее. Он стоял возле двери и смотрел на меня. Тем же взглядом охотника. А я заняла двойное сидение. Возле окна сидела сама, а на соседнее место положила рюкзак. Чего бы он ни хотел, пусть сначала выцарапает меня между сидений. Обе руки я прятала в карманах куртки. Правой я по-прежнему сжимала шариковую ручку. Левой – связку ключей. Я не надеялась серьезно ранить его, но какой-нибудь ущерб этими предметами вполне можно нанести. А в случае удачи можно будет попробовать выбить или выдавить стекло – где-то там должен быть аварийный выход, правда?
Он постоял некоторое время у двери, затем подошел и сел на сидение предыдущего ряда, повернувшись ко мне. И все это молча.
Еще какое-то время мы сидели молча и неподвижно, разглядывая друг друга.
Я не выдержала и заговорила первой.
Я: Ну?
Он: Ты мне понравилась. И я тебя хочу.
Я: А ты мне не нравишься. И я тебя не хочу.
Он: Почему?
Я: Потому что не нравишься.
Пауза.
Он: Я могу применить силу.
Я: Я тоже.
Он: Я сильнее.
Я: Не факт.
Пауза.
Он: Если я применю силу, будет больно.
Я: Кому?
Он. Тебе.
Я: И тебе.
Он: Я переживу.
Я: Не уверена.
Он: Что???
Я: Послушай. Я буду сопротивляться. И я буду сопротивляться до самого конца. Обещаю.
Он: До какого еще конца??
Я: До моего. Или до твоего. Это кому как повезет.
Пауза.
Он: Жаль.
Он поднялся и вышел из салона. Так же как и вошел, отжав дверь руками. Он действительно сильный.
Он обошел автобус, забрался в кабину. И открыл обе двери. Кажется, я оказалась снаружи еще до того как двери открылись до конца.
Заснеженный пустырь, ближайшие дома не меньше чем в километре. Мороз градусов 10-15 и довольно сильный ветер, бросающий колючий снег прямо в лицо. Чудесно. Здесь я чувствую себя намного увереннее, чем в закрытом салоне автобуса. Стихию победить легче, чем злую человеческую волю. Мне, во всяком случае. А сейчас надо идти быстрым шагом, при этом беречь дыхание. Потому что ничего еще не закончилось. Потому что я не ошиблась в его первоначальных намерениях, и угроза применить силу все-таки прозвучала. Потому что он еще может передумать и догнать меня. Потому что он на автобусе, а я пешком. Потому что… тысячи потому что.
Не оглядываться. Пока – не оглядываться. Мало ли что стрельнет ему в голову. Вдруг примет мой взгляд за приглашение? Оглядываться имеет смысл, если он начнет меня догонять. А это я обязательно услышу.
Я действительно услышала звук мотора. Оглянулась. Он уезжал. И не в ту сторону, в которую пошла я.
Потом я еще около часа бродила по московским улицам, расспрашивая прохожих, где ближайшее метро. Все говорили, что метро далеко, и надо сесть на такой-то автобус. Автобусы меня категорически не устраивали. В крайнем случае я бы согласилась сесть на трамвай (куда он денется с рельсов-то? Ну, увезет в парк, а там тоже люди есть), но трамваев в этой части города не было. И троллейбусов не было. Только автобусы. А эпоха маршрутных такси еще не наступила.
По дороге между делом отшила еще какого-то мужика, приставшего с нескромным предложением. Как же мне везло в тот день на уродов, просто фантастически везло! Я не помню, что я ему ответила, но он шарахнулся от меня как от чумной.
И только добравшись до метро, я осознала, насколько сильно замерзла.
Дальше все было просто. Метро «Университет», две троллейбусные остановки, общежитие. Соседка по комнате, бросившая на меня лишь один взгляд и тут же умчавшаяся на кухню ставить чайник. Спасибо ей. Благодаря ее заботе я даже не заболела.
А записка еще пару лет пролежала под обложкой записной книжки. Пока книжка не закончилась, и я не завела новую. Потом, в результате многочисленных переездов, старая записная книжка просто потерялась. И записка тоже.
Вот, собственно, и вся история.
читать дальше Помимо учебы у меня было что-то вроде хобби. На факультете время от времени появлялись объявления, каждое воскресенье приглашающие добровольцев поучаствовать в консервации или реставрации памятников Подмосковья: старинных усадеб, церквей. Инициатива шла от активистов общества ВООПИК. Я с удовольствием ездила на эти мероприятия. Совместная работа на свежем воздухе, потом совместное чаепитие, иногда песни под гитару.
Единственное, что огорчало: в общежитии не было никого, кто бы разделял мое увлечение. Иногда на эти сборища реставраторов ездил мой одногруппник, но он был москвич и жил на другом конце Москвы. Встречались мы уже на объекте.
В общем, до места сбора (такой-то вокзал, такая-то электричка, такой-то вагон) мне приходилось добираться в одиночку. Каждый раз время и место сбора было новым. А я жила в Москве первый год, знала ее очень плохо. Старалась выходить заранее, чтобы было время на поиски – и все равно иногда опаздывала. Впрочем, для опоздавших тоже были инструкции, как добраться до объекта самостоятельно. И все всегда было хорошо. До того самого дня.
В тот самый день я не то что опоздала, я вообще не попала на объект. Мне не дали такой возможности.
Начиналось все как обычно. Я доехала до нужной станции метро, потом надо было сесть на автобус и проехать буквально пару остановок, затем выйти и дойти до железнодорожной станции. Сбор на платформе во столько-то.
Я вышла из метро, села на нужный автобус. Засада с автобусами в том, что если остановка не конечная, никогда не знаешь заранее, в ту ли сторону ты сел. Но две остановки – это же не долго. Если выяснится, что я еду все же не туда, я просто выйду, пересяду на встречный автобус, проеду в другую сторону четыре остановки и окажусь там, где нужно. Логично? Запас времени есть, ничего страшного. Ну, я так думала.
Оказалось, что я действительно села не в ту сторону. Через две остановки была конечная этого маршрута. И никаких признаков железнодорожной станции.
Пассажиры потянулись к выходу. Я тоже. Я должна была выйти последней. И не успела. Двери автобуса захлопнулись прямо перед моим носом. Автобус сорвался с места и покатил в неизвестном направлении.
Сначала я решила, что водитель меня просто не заметил. Что это недоразумение. Что он увидит в салоне не успевшего выйти пассажира. Что он остановится и выпустит меня.
Водительское место было отделено от пассажирского салона металлом и стеклом – я не знаю, как называется эта перегородка. Сквозь стекло я видела водителя. А потом заметила его взгляд в зеркальце – знаете, есть такое над лобовым стеклом, позволяет водителю видеть, что происходит в салоне. Так вот, этот взгляд мне очень не понравился. Я уже видела такой взгляд – и чаще, чем мне хотелось бы. Взгляд охотника.
И сразу все стало ясно. Это не ошибка. Он специально это сделал.
Короче, меня похитили. Среди бела дня, с московской улицы, на глазах у пары десятков свидетелей. Дерзко. И ни один свидетель ничего не понял. Даже я не сразу поняла.
Я отошла от двери и села так, чтобы меня не было видно с водительского места. Теперь думать, и быстро.
Вопрос: зачем мужчине (ему лет 25-30, скорее всего, лимитчик, а значит, одинок и живет в общежитии – и это все, что я могу о нем сказать) похищать незнакомую 18-летнюю девушку и везти ее куда-то в уединенное место? Ежику понятно, что меня ожидало изнасилование. Как минимум. А как максимум жертв изнасилования потом еще и убивают. Покрывают преступление еще большим преступлением. Не всегда, но часто. Вероятность того, что он меня просто покатает и отпустит, слишком мала, и убывает с каждой секундой. Вероятность, что я физически справлюсь с ним, тоже мала. Значит, будем исходить из худшего.
Вопрос: если сегодня я, скорее всего, умру, чего бы я хотела больше всего? Ответ: разумеется, чтобы его поймали. Самое, можно сказать, жгучее желание. Значит, моя задача: навести милицию на его след. Дать следователям как можно больше информации. И сделать это надо сейчас. Пока он в кабине, а я в салоне. Пока он ведет автобус и не видит, чем я занимаюсь.
Я всегда брала с собой записную книжку. И в этот раз она тоже была со мной. Там были телефоны, адреса, описания, как добраться до очередной встречи реставраторов. Шариковая ручка тоже была. Лежала во внутреннем кармане куртки. И это хорошо: чернила не заледенели, можно написать записку.
Писать было сложно. Улицы в этой части города не особенно-то убирались от снега, автобус прыгал по застывшим комьям снега как по кочкам, а затем он и вовсе свернул с дороги на пустырь и поехал по бездорожью. Пустырь – место уединенное. Идеальное место любого преступления против личности, будь то грабеж, избиение, изнасилование или убийство. Значит, скоро конец пути. И что, моей жизни тоже? Хотя это мы еще посмотрим…
Я успела написать эту записку. Я написала, кто я и сколько мне лет, где родилась, откуда приехала и где живу сейчас. Я написала, у какой станции метро и во сколько я села в автобус, указав номер маршрута. Я написала, почему не смогла выйти из автобуса. Я описала внешность водителя, насколько смогла его разглядеть. Я поискала табличку с фамилией водителя – в некоторых автобусах она есть. Но в этом автобусе ее не было. Я написала, что в данный момент мы едем по пустырю. Последнее слово: «Прощайте!» Дата и время.
И тут автобус начал замедлять движение.
Я вырвала двойной листочек из записной книжки, сложила и спрятала под обложку. Книжку спрятала в карман рюкзака. Оставалось надеяться, что мои вещи найдут недалеко от моего тела. Может, все-таки перепрятать во внутренний карман куртки? Хотя уже поздно.
Автобус остановился. Интересно, как водитель собирается попасть в салон? Ведь ему надо открыть дверь. Не боится, что я сбегу? Хотя, с другой стороны, далеко ли я убегу? Тут километр до ближайших домов, если не больше. А бегаю я медленно. Он сто раз успеет меня догнать.
Он не стал открывать двери. Он вышел из кабины, обошел автобус и отжал переднюю дверь руками, затем протиснулся в нее. Он стоял возле двери и смотрел на меня. Тем же взглядом охотника. А я заняла двойное сидение. Возле окна сидела сама, а на соседнее место положила рюкзак. Чего бы он ни хотел, пусть сначала выцарапает меня между сидений. Обе руки я прятала в карманах куртки. Правой я по-прежнему сжимала шариковую ручку. Левой – связку ключей. Я не надеялась серьезно ранить его, но какой-нибудь ущерб этими предметами вполне можно нанести. А в случае удачи можно будет попробовать выбить или выдавить стекло – где-то там должен быть аварийный выход, правда?
Он постоял некоторое время у двери, затем подошел и сел на сидение предыдущего ряда, повернувшись ко мне. И все это молча.
Еще какое-то время мы сидели молча и неподвижно, разглядывая друг друга.
Я не выдержала и заговорила первой.
Я: Ну?
Он: Ты мне понравилась. И я тебя хочу.
Я: А ты мне не нравишься. И я тебя не хочу.
Он: Почему?
Я: Потому что не нравишься.
Пауза.
Он: Я могу применить силу.
Я: Я тоже.
Он: Я сильнее.
Я: Не факт.
Пауза.
Он: Если я применю силу, будет больно.
Я: Кому?
Он. Тебе.
Я: И тебе.
Он: Я переживу.
Я: Не уверена.
Он: Что???
Я: Послушай. Я буду сопротивляться. И я буду сопротивляться до самого конца. Обещаю.
Он: До какого еще конца??
Я: До моего. Или до твоего. Это кому как повезет.
Пауза.
Он: Жаль.
Он поднялся и вышел из салона. Так же как и вошел, отжав дверь руками. Он действительно сильный.
Он обошел автобус, забрался в кабину. И открыл обе двери. Кажется, я оказалась снаружи еще до того как двери открылись до конца.
Заснеженный пустырь, ближайшие дома не меньше чем в километре. Мороз градусов 10-15 и довольно сильный ветер, бросающий колючий снег прямо в лицо. Чудесно. Здесь я чувствую себя намного увереннее, чем в закрытом салоне автобуса. Стихию победить легче, чем злую человеческую волю. Мне, во всяком случае. А сейчас надо идти быстрым шагом, при этом беречь дыхание. Потому что ничего еще не закончилось. Потому что я не ошиблась в его первоначальных намерениях, и угроза применить силу все-таки прозвучала. Потому что он еще может передумать и догнать меня. Потому что он на автобусе, а я пешком. Потому что… тысячи потому что.
Не оглядываться. Пока – не оглядываться. Мало ли что стрельнет ему в голову. Вдруг примет мой взгляд за приглашение? Оглядываться имеет смысл, если он начнет меня догонять. А это я обязательно услышу.
Я действительно услышала звук мотора. Оглянулась. Он уезжал. И не в ту сторону, в которую пошла я.
Потом я еще около часа бродила по московским улицам, расспрашивая прохожих, где ближайшее метро. Все говорили, что метро далеко, и надо сесть на такой-то автобус. Автобусы меня категорически не устраивали. В крайнем случае я бы согласилась сесть на трамвай (куда он денется с рельсов-то? Ну, увезет в парк, а там тоже люди есть), но трамваев в этой части города не было. И троллейбусов не было. Только автобусы. А эпоха маршрутных такси еще не наступила.
По дороге между делом отшила еще какого-то мужика, приставшего с нескромным предложением. Как же мне везло в тот день на уродов, просто фантастически везло! Я не помню, что я ему ответила, но он шарахнулся от меня как от чумной.
И только добравшись до метро, я осознала, насколько сильно замерзла.
Дальше все было просто. Метро «Университет», две троллейбусные остановки, общежитие. Соседка по комнате, бросившая на меня лишь один взгляд и тут же умчавшаяся на кухню ставить чайник. Спасибо ей. Благодаря ее заботе я даже не заболела.
А записка еще пару лет пролежала под обложкой записной книжки. Пока книжка не закончилась, и я не завела новую. Потом, в результате многочисленных переездов, старая записная книжка просто потерялась. И записка тоже.
Вот, собственно, и вся история.